Родился я на Урале, 50 лет назад, недалеко от Свердловска (теперь Екатеринбург), где было в почёте районное общество охотников.
И охотовед районный наличествовал, но работы, судя по всему, у него было немного, поскольку народ был законопослушный, а вернее, запуганный сталинскими репрессиями и озадаченный хрущёвской оттепелью. Отец мой охотником не был, но всю жизнь виртуозно ловил рыбу сетками и саком. В какое-то время был введён запрет на эти способы лова, но местные жители этого как-то не заметили, а напоминать было некому. Мой двоюродный дядька долгое время был председателем районного общества и даже пару раз брал меня с собой для охраны угодий общества.
Начальные знания о традициях и правилах охоты были получены из книг об охоте и из скупых замечаний малоразговорчивого дядьки. Основы знаний про охоту и охотничье хозяйство я получил на факультете охотоведения. Производственная практика в Лазовском районе Приморского края открыла для меня совершенно другой пласт охотников – промысловиков со своими правилами и традициями. А общение с охотниками Ольгинского района Приморского края, куда я прибыл для работы в качестве молодого специалиста – главного охотоведа госпромхоза, озадачило меня до крайности. Следует заметить, что с городскими охотниками я познакомился позднее, во время моих экспедиций (путешествий) по Советскому Союзу. С городскими охотниками Приморского края я до сих пор знаком недостаточно. И в данной статье разговор пойдёт исключительно о сельских и таёжных охотниках.
Так кто же это – местные охотники?
Сразу следует сказать, что местные охотники чётко отличаются по географическому признаку. Их представления об охоте зависят от общего уровня законопослушности населения, уровня доходов-расходов и охотничьей культуры, привнесённой исторически сложившимися традициями или обществами охотников, которые достаточно плодотворно работами в советские времена, чтобы сейчас об этом периоде ни говорили.
Например, местные охотники с моей родины – это охотники, которые привыкли покупать путёвки на пернатую дичь и зайцев. Это охотники, которым в редких случаях удавалось стать коллективным обладателем лицензии и путёвки на лося и получить до 10 кг мяса в случае удачной охоты. Большинство охотников района в охотах на лося никогда не участвовали и довольствовались достаточно слабой в наших краях охотой на уток. Некоторым удавалось поохотиться на рябчика и глухаря (тетеревов в моё время уже практически не было), но для этого нужно было забираться в незначительный по площади кусок хвойных лесов, труднодоступных из-за отсутствия личного транспорта и избушек в угодьях. Заяц-беляк был наиболее доступной и демократичной добычей местных охотников. Было несколько человек, которые занимались выполнением плана по добыче пушнины и содержали для этого лаек, способных работать по немногочисленной белке и кунице. Несмотря на то что в тот период лосей было достаточно много и я регулярно их видел во время экскурсий по окрестным лесам, случаи незаконного отстрела лося были единичными. За 17 лет моего проживания в этой местности я слышал об одном уголовном деле по факту отстрела лося, и ещё один раз прошла информация о нахождении шкуры лося на сельском скотомогильнике, но уголовным делом это не закончилось.
Что понимал в то время местный охотник и что мог позволить себе нарушить? Охотничьи звери и птицы, по мнению местных охотников, считались не столько государственными, сколько принадлежащими районному обществу, то есть им самим. Поэтому добыча сверх нормы порой происходила, но считалась всегда делом недостойным, и действие это скрывалось от «товарищей по оружию». Несоблюдение сроков охоты оказывалось делом проблематичным, поскольку территория района была небольшой, сплошь покрытой дорогами и населёнными пунктами. Практически любой выстрел мог быть услышан в любое время года, и о нём тут же сообщалось или председателю общества, или районному охотоведу. В то же время при соблюдении определённых правил конспирации можно было перемещаться по угодьям с оружием пешком или на лыжах совершенно безнаказанно. При моих экскурсиях на природу за 7 лет я ни разу не был встречен егерями общества охотников или райохотоведом, правда, и браконьеров я за это время тоже не встречал.
Совсем другая картина была в Кировской области, где я учился на охотоведа. Традиции областного общества охотников там были так же сильны, как и на Урале, но вот деятельность районных обществ ослабевала с юга на север, по мере удалённости от крупных населённых пунктов и приближения к более глухим угодьям с минимумом дорог и максимумом лагерей для заключённых. Местный охотник там мог быть с охотничьим билетом и ружьём или только с ружьём, которое досталось от отца или было куплено во времена, когда разрешений на его покупку не требовалось. Тем не менее основополагающие традиции охотников там соблюдались. Пернатую дичь не стреляли в летний период, лосей – в период наста и беременности. Сельский охотник, с путёвкой или без неё, добывал столько дичи, сколько ему удавалось, и порой это был один из серьёзных источников мяса, поскольку в северных условиях бычков выпасать было негде, а выращивать свиней из-за отсутствия комбикорма оказывалось дорого. Некоторые из кировских охотников брали путёвки на пушнину и таким образом получали законное право находиться в лесу с октября по февраль. Пушнину они, конечно, добывали и сдавали в общество, а вот пернатую дичь и даже лосей норовили добыть бесплатно.
Иная картина с местными охотниками предстала передо мной при переезде в Приморский край. Сразу скажу, что значительная часть охотников Ольгинского района Приморского края, где я начинал свою трудовую биографию, вовсе и не была охотниками. В это было трудно поверить после Урала и Кирова, но это было действительно так. Когда платили хорошие деньги на лесозаготовках, дееспособное мужское население занималось истреблением леса, когда уровень зарплаты был больше в госпромхозе, часть мужского населения переходила работать в госпромхоз. Как-то я проводил исследования медведей на участке «охотника» с 20-летним стажем. Попутно помогал ему выполнить план по пушнине. Так вот, он мне говорил: «Ты капканы по речке ставь там, где увидишь каменные домики, эти места мне ещё Бобёр показал». Застал я этого Бобра живым и здоровым, и по путикам его ходил, и общался долгими зимними вечерами, но вот особых знаний и способностей к охоте и промыслу у него не разглядел, а тем более знания традиций и культуры охоты. Пытался урезонить хозяина участка: «Поликарпыч, ты видишь, что русло реки уже поменялось? Норка уже не бегает по этой высохшей протоке, и капкан нужно ставить „на проход“ под берегом в воде». А он мне в ответ: «Знаешь, сколько Бобёр пушнины сдавал? Вот и ставь „железки“ там, где он указал».
Сроки охоты на пушнину определялись тогда не столько правилами охоты, сколько сроками созревания меха. Не помню случая, чтобы кого-то наказали за то, что он поставил капканы на три дня раньше или снял на две недели позже. Традиций исконных русских трапперов у охотников Ольгинского района не было. Их контингент сформировался из потомков отставных военных, которые не хотели (или не могли) вернуться в Россию, и из переселенцев Малороссии и Украины с Молдавией. Переселенцы советского периода не внесли в этот процесс никаких изменений, поскольку это были те же несостоявшиеся на европейской земле крестьяне. Поэтому охотничьих традиций, правил и запретов у этих «охотников» не было. Справедливости ради стоит сказать, что промысловые охотники западного макросклона Сихотэ-Алиня (основной горный хребет Приморья, простирающийся с юга на север на 500 км) имеют охотничьи промысловые традиции, принесённые с собой из Сибири, откуда они в Приморье и переселились.
Отдельно стоит сказать о представлениях местных охотников про охоту на копытных животных. Приморье – благодатная по «копытам» страна. Практически на всей территории, включая Приханкайскую низменность и «пампасы» юго-запада региона, обитают кабан и косуля. В южной части Приморья повсеместно встречается размножившийся в последние десятилетия пятнистый олень. В лесной зоне Сихотэ-Алиня обитает подвид благородного оленя – изюбрь, а в елово-пихтовых лесах – кабарга. На севере Приморья обитает лось, а на скальных обнажениях по берегу и внутри материка – ещё и горал (семейство полорогие). Горал не является охотничьим видом, но в некоторые исторические периоды его популяции подвергаются прессу браконьеров. Из крупных охотничьих животных есть ещё два вида медведей: гималайский и бурый.
Так вот, при таком обилии видов копытных и медведей местный «охотник» говорит: «Пошёл „мясо убить“». Никто не скажет, что пошёл за кабанами или косулями, потому что добывается всё, что можно съесть и что первое попадётся на глаза. Соответственно, у «местных» нет никаких моральных запретов на добычу беременных самок, животных во время глубокоснежья или наста или на добычу из-под «фары». Нужно мясо для пропитания или продажи – пойди и убей. Эта традиция сохранилась с периода переселения, когда государство в сфере охоты разрешало всё – для закрепления населения на новых территориях. В период Второй мировой войны от Благовещенска до Хасана стояла Пятая армия, готовая вступить в войну с Японией. Поскольку основные материальные ресурсы шли на войну с Германией, проблема питания Пятой армии решалась частично и через заготовку мяса диких копытных специально созданными бригадами. Невыполнение плана мясозаготовок заканчивалось не лишением премии, а реальным сроком в лагере, который занимался строительством военных объектов в той же местности. Послевоенные заготовки мяса государству продолжили традицию отношения к охоте на копытных как к получению источника белковой пищи.
Кто же теперь такой местный охотник Приморского края? Они делятся на несколько категорий. Первые снизу – это маргиналы: голытьба, пьяницы, наркоманы. У них никогда не было охотничьего билета и никогда не будет, они пользуются незаконным нарезным и гладкоствольным оружием. Эти «охотники» добывают мясо диких копытных всеми известными им способами в любое время года для питания и продажи. При возможности добывают соболя и кабаргу для продажи шкурок и струи. Их непросто поймать на браконьерстве, поскольку они неприхотливы и выносливы и хорошо знакомы с окружающей местностью.
Вторая категория «местных» – это те, кто обзавёлся охотничьим билетом и законным оружием. У них так же нет никаких принципов и охотничьей морали, они так же стараются добывать в любое время и сколько получится для себя и продажи. Недостатки законодательства позволяют им иметь оружие в машине на дорогах общего пользования, а это гарантирует встречу со зверем и быстрое приведение оружия из положения «в чехле» в «готовое к выстрелу» и обратно. Продукция разделывается и вывозится без оружия под видом законопослушных граждан, случайно обнаруживших «браконьерское мясо». Развитие современных технологий в сфере коммуникаций позволяет им легко связываться друг с другом во время охоты и вывоза продукции, а также отслеживать перемещение, а иногда и организовывать прослушивание егерей и опергрупп охотнадзора. Бинокли ночного видения и тепловизоры позволяют им увеличить эффективность охоты. Эта категория «местных» готова на контакты с «городскими» на любых выгодных для них условиях.
Третья категория местных охотников имеет охотничьи билеты, законное оружие, покупает разрешения и путёвки, соблюдает сроки охоты, но всегда старается добыть больше, чем разрешено. Это касается в равной мере как охоты на пернатую дичь, так и охоты на копытных. Добыча животных осуществляется на законных основаниях, а вот транспортировка продукции отделена от процесса охоты. В крайнем случае, при транспортировке продукции с незакрытым разрешением рядом с водителем находится человек с «быстрым пером», который закрывает разрешение в момент остановки транспортного средства. «Охотничьи традиции» этой категории ограничиваются правилами и сроками охоты, которые они вынуждены соблюдать. Внутренних побуждений для сохранения охотничьих животных у них нет. Знания по биологии и экологии охотничьих животных отсутствуют.
«Так где же грамотные и законопослушные охотники с традициями и моралью?» – скажете вы. Их у нас просто нет. За 18 лет работы нашего охотхозяйства был единственный случай, когда начальник Ольгинской таможни при заезде в зимовье добыл изюбря, тут же закрыл лицензию и на следующий день её сдал. Все остальные лицензии (разрешения) за редким исключением закрываются в интервале между 10 и 15 января.
Что же делать с такими «местными»? Работать, господа-товарищи. Система кнута и пряника. Заставлять соблюдать законы и правила, в то же время учить охотничьим традициям при встречах в лесу, на собраниях, совещаниях и семинарах. Общества охотников в таёжных угодьях состоят из местных жителей, а стало быть, также не имеют охотничьей культуры и традиций. И только охотоведы и городские охотники могут донести до «местных», что такое охотничья культура.
И то, что мы хотели бы видеть, у местного сельского охотника обязательно будет, лет этак через 50, или немного раньше, если над этим интенсивно работать.
