Продирая слипающиеся глаза, я пялился сквозь бойницу на говорливую реку, на пики елей, взлетевшие до самого неба. Туман сегодня расплескался мимо русла и медленно плыл, цепляясь за береговые тальники. Река была чистой, просветленной. Утренний морозец прохватывал.
ФОТО: SHUTTERSTOCK
Зевота разламывала челюсти.
Ужасно хотелось спать.
Когда по тайге с собаками или по капканам, тогда проще, беги себе да беги.
А тут, в засидке, когда зверя караулишь, так и клонит в сон.
Порой приходится лежать весь день.
Конечно, зверь есть зверь. Он в любом месте может перемахнуть через воду, когда прижмет. Но это когда прижмет, когда гонит кто-то, или в испуге. А здесь у него спокойный переход.
На подходе к берегу, с той стороны, такие тропы набиты, что человеку порой по пояс будет. Много-много лет они бредут по этим тропам.
У меня добрый скрадок, из плитняка сложенный, и даже с крышей. Крыша, конечно, так себе: жердушки бросил, лапнику потрусил. А как снегом придавило — красота. Даже теплее будто.
Я еще пацаном был, с отцом охотился, уже тогда караулили на этом переходе зверей. И не один десяток лет. Можно бы и добротные засидки срубить, да весенний ледоход ничего не оставит. Пустые хлопоты.
А переход добрый. И лось, и северный олень движутся на нагорье, что как раз и начинается за нашим участком. Там всегда малоснежье, вот и идет туда зверь на зимовку, со всей поймы идет. Чуть снег придавит — он и потянулся через хребет.
Еще отец зимовье поставил метров пятьсот от этого переката. Без мяса не зимовали ни разу. Правда, отец баловать-то особо не позволял, при нем лишнего зверя не брали. А уж матуху и вовсе не даст.
Зато теперь сам хозяин. Да и времена другие. Когда отец охотился, обязательно егерь наведывался на участок, а то и два раза за сезон. Забросят его на вертолете, он и шагает по угодьям, ночует у охотников. И порядок держит, и о здоровье справится. Другой раз дополнительный лимит на соболька отпишет.
|
|
|
В тайге нож — первый помощник. ФОТО: SHUTTERSTOCK |
В те годы и лицензии давали: на лосей — пару, на северного оленя — четыре, пять. Вон еще часть загородки сохранилась, где мясо развешивали, а напротив, на косе, вертолет садился, забирал мясо. Теперь этого нет. Где его взять, вертолет? Да и егерей-то. Так что теперь сами себе. Жалко, что речка плоха для мотора. Трудная речка. А то бы можно было отсюда мяска повозить…
Лосиха вывалилась из тумана неожиданно. Я ждал, глаз не отводил, а вышагнула на косу, — вздрогнул. Постояла, башкой лобастой поводила по сторонам и — к воде. Из того же тумана бычишка молоденький этого года, следом за матерью. Бредут прямо на мой скрадок. Правда, на середине их чуть отдавило течением, но не сильно. Еще движение на той стороне.
Огромной черновиной из тумана выдвинулся сохатый. Настоящий бык! Он был так громаден, так прекрасен! Рога — я таких в жизни не видел. Отростки — и не сосчитать, а размах — руками точно не дотянуться. Красавец!
Лось не шел к воде, он будто плыл. Матка с телком вышли из воды, встали. На течение оглядываются, ждут, когда стечет по шерсти. Теленок уже добрый, набрал вес. Вперед двинулся. Бык, убедившись, что все спокойно, в два шага перемахнул на мой берег, двинул мимо скрадка в дебри. Телок, чуть задержавшись, следом. Я пропустил телка: куда он денется?!
Матуха поравнялась — влепил ей по лопатке. Дернулась, рванула было к лесу, но тут же осела, распласталась на белоснежье. Теленок развернулся и к матери. От выстрела даже перевернулся через голову. Под лесом треск, будто на тракторе кто ломится. Бык уходил.
Подошел не торопясь, кровь спустил. По-хозяйски. Предвижу ваши саркастические улыбки: вот, матуху добыл, да еще с телком.
Здесь скорее всего наши мнения по поводу охраны природы, природного наследия и прочего расходятся. Еще с отцом спорили не раз. Объясню свою позицию.
Считаю, что маточное поголовье, конечно, должно сохраняться. Но во всем должна быть мера. На отстрел быков трофейные разрешения выдаются отдельно. По ним охотники с «длинными» ружьями специально едут, в многократные бинокли долго высматривают, считают отростки и только потом стреляют.
Уж они-то стреляют самых-самых быков-производителей. Хоть у лосей, хоть у изюбрей, хоть у косули. Выбивают самый цвет.
|
|
|
ФОТО: SHUTTERSTOCK |
Ну, это ладно. Это специально на трофей. А еще огромный кусок разрешений выдается просто на взрослое животное. И вот во время охоты идет бык, две матки и два телка. Кого будет стрелять охотник, зная, что у него в кармане лежит разрешение на взрослую особь?
Да тут даже спрашивать не нужно, и так понятно. А ведь можно и телка по этому разрешению добыть, можно матуху. Нет! Стреляют быка.
А если просто браконьеры нарвались на табунок лосей, среди которых тоже стоит бык? Кого они будут стрелять? Да, да, именно быка! Вот и перебили уже основных производителей. Остались на племя одни шильники да калеки, которые по большому счету никому не нужны.
Да матухи старые тоже не нужны. Так что маточное поголовье нужно обновлять и, конечно, больше отстреливать телят-сеголетков. Что я и делаю. Так что совесть у меня спокойна.
У зимовья взвыли, а потом залаяли собаки. Слышали выстрелы, слышали шлепки пуль. Понятливые. По сторонам огляделся, воздух потрогал — хорошо!
У матухи задрал шкуру с одного бока. Парит мясо на морозце, духом дурманным шибает по ноздрям. Не выпуская кишки, отпластал лопатку и стегно. Откинул в сторону, на снег. Перевернул тушу.
Опять задрал шкуру, другую лопатку да стегно отхватил. По брюху раз только махнул, кишки откатил. Печенку внимательно осмотрел. Протоки вскрыл, все чисто. Кусочек ножом отхватил на язык и замер. Даже глаза прикрыл. Ох и вкуснятина! С телком еще быстрее разделался.
Мясо стаскал к зимовью, под навес. Бочки уже готовые стоят, распаренные. Соль в мешке комком взялась, пришлось обухом попотчевать. Чуть чаю попил да стал мякоть от костей отделять. Почти все втолкал в бочки. Ребровины да хребты остались. Ладно, на похлебку пойдут, на пропитание. А нет, так собакам, да и на приманку надо.
|
|
|
Рекомендуемые патроны на лося: гладкоствольный патрон калибра 12/76, 20/76, нарезной патрон калибра .30-06 Sprg, .300 Win, 9,3×62, 9,3×64, .303, .338 Lap Mag. ФОТО: SHUTTERSTOCK |
Бочки откатил под ель. Там уже стояла одна. Раньше, с отцом, черт-те куда таскали, прятали, а теперь красота. Никто за всю зимушку не побеспокоит, никакой тебе егерь. Да что там егерь! Напарника уже третий год найти не могу. Никто не хочет в тайгу идти работать. Тем более на всю зиму.
Участки стоят брошенные. Раньше тут строгие границы были по рекам, ручьям да квартальным просекам. Чуть ли не по наследству угодья передавались. А как прошла мода на пушнину, никому тайга не нужна стала. Мода-то не прошла, просто кому-то стало выгодней завозить меха из Турции, Ирана. А свои промыслы прахом пошли.
В том году я ходил на соседний участок просто из любопытства. Знаю его неплохо. Там под хребтом три зимовья стояло, да еще в пойме столько же. До первого зимовья дошел. Посмотрел, как оно осинником заросло, как крыша с одной стороны провалилась от снега и стена до самого нижнего венца сгнила. Тошно стало. Развернулся в пяту.
Отец все твердил: «Береги зверей, тайгу береги, сторицей тебе вернется».
И что? Где та сторица? Вот уже больше десяти лет тайга полупустая стоит. Некому промышлять. Охотников полно вокруг городов, поселков. И сюда, в тайгу, лезут. Говорят, охотятся. И искренне верят в это. На самом деле просто пакостят…
Однажды, еще до снега, забавный случай произошел. Я тогда северного оленя караулил. Лось-то позднее идет, уже по снегу. Я скрадок из плитняка смастерил; старую шкуру лосиную на камни бросил, чтобы снизу не прохватывало, сверху матрас — из зимовья приволок; крышу навел. День отлежал — не дождался зверей.
Закралось у меня подозрение, что они ранним утром переходят. Назавтра пришел к скрадку еще потемну. Тихонько подошел, по-охотничьи, чтобы камешек не брякнул.
Вдруг, думаю, уже стоят, за рекой-то. Фонарик мало-мальский был, но батарейки уж подсели. Подошел к скрадку, светанул фонарем-то, а скрадок занят. Как показалось, я даже сапоги разглядел на своем полосатом матрасе. От возмущения, от злости даже в голове помутилось, слова в горле застряли. Но вскорости слова смогли прорваться наружу, и я заорал во всю силу своих легких: «Ты!
Я здесь! Тебя!» Я и еще хотел что-то рассказать, но незваный гость так рявкнул, что даже по горам эхо покатилось, так прыгнул, что все камни и жерди улетели далеко в стороны. В два прыжка медведь оказался в воде и, ухая и плюхаясь, моментально улетел на противоположный берег.
|
|
|
Промышленников теперь нет. Перевелись труженики таежные. Вот и стоят дальние участки без хозяев. ФОТО: SHUTTERSTOCK |
Только теперь, когда все стихло, я осознал, что сижу на камнях перед развороченным скрадком. Стал искать фонарик, ружье подобрал.
По прошествии многих дней я все вспоминаю, как подкрался к спящему медведю, и даже с собой могу поспорить, что тот был в сапогах. Привидится же!
Белым-бело. Даже в глазах зайчики прыгают. А река бежит себе, даже не шугует еще. Прозрачная вода, только стылостью отдает и будто тягучая. Близко уже зима, близко. Когда с отцом охотились, заездок- береговик городили чуть ниже зимовья.
Козлы отец сам рубил, крепко ладил, надежно. Четыре штуки. Устанавливали их на излучине, соединяли жердями. Опорные бревна еще и камнями придавливали. К жердям уже тын городили.
Один к одному ставили колья, сквозь которые вода будет уходить. В середине оставляли проход, куда мостили корыто. Именно через это корыто покатной хариус да ленок скатываются на зимовку, уходят в низовье реки, в глубоченные ямы. Самые крупные экземпляры катятся последними. Вот их и ловят таким браконьерским способом. Поймать можно много рыбы. Да для чего?
Тогда, при той власти, отец договаривался с летунами, и те без труда вывозили в деревню три – пять бочек рыбы. Летчики одну бочку себе оставляли, за работу. Теперь вертолет — непозволительная роскошь. Его просто нет.
Отряд расформировали, авиабазу по охране лесов закрыли. Даже санитарные рейсы теперь не летают. Потому и рыбы я лишь одну бочку засаливаю. А заездок и вовсе не делаю, приловчился спиннингом махать. Нравится.
С противоположного берега, коротко мелькнув черновиной хвоста, плюхнулся в воду соболь. Азартно загребая ледяную воду, он моментально перемахнул центральную струю, без особых усилий вылетел на заснеженный галечник.
На мгновение замер, метнув взгляд по сторонам и, не обнаружив опасности, кувыркнулся в снегу, стал кататься, высушивая свою шубку. Я невольно растянул рожу в улыбке. Соболек снова замер и молнией мелькнул в подлесок. На мою сторону идет — значит, к удаче.
В хребте разгалделись кедровки. Они пируют от рассвета и до темна, растаскивая кедровые орешки по своим схоронкам. Надеются отыскать их, когда наступят короткие зимние дни. Бескормные, многоснежные дни. Всем лесным обитателям по нраву это лакомство.
|
|
|
Сроки охоты на копытных в Иркутской области продлили до 10 января (раньше было до 31 декабря). ФОТО: SHUTTERSTOCK |
Вспомнил, как шли путиком с отцом и спугнули медведя. Дело было осенью, еще до снега. Медведь улетел по склону, уводя за собой старшего кобеля; молодые собаки не бросились в погоню, посматривали на хозяина.
Отец увидел копанину и подозвал меня:
— Гляди, паршивец бурундука добыл.
Из-под огромного валуна были вывернуты мелкие камни, выдраны корни росшего рядом кедра. В глубине расщелины виднелись кедровые орехи.
— Бурундуку эта кладовая больше не понадобится, снимай рюкзак да нагребай туда орех.
Я откинул ногой бурундучка, придавленного медведем. Встав на колени, стал выгребать из углубления орехи. Набралось, пожалуй, целое ведро. И, как оказалось, ни одной орешки пустой или испорченной не попалось.
По ранешным временам в кедрачах строили орехово-промысловые базы. На доброй базе до ста человек жили и работали. Люди специально отпуска брали, чтобы на ореховку попасть. Хорошо зарабатывали за сезон. Это ладно, если кедрач легкий попадет — колотовник. Когда от колота вся шишка сходит.
А если дубняк? Никаким колотом не собьешь шишку. Приходится лазить по кедрам. Кто попроворней в бригаде, тот и наверх. Легкий шест ему в руки — и вперед. Залезает на кедр, усаживается и давай шестом шишку с боковых ветвей сбивать. Внизу только успевают собирать. Трудная работа, но делали ее.
А еще до ореха на этой базе грибы готовили. Там же перерабатывали, консервировали. Ягоды разные. Дикоросы. Это только представить, какие горы и горы продукции выдавала Сибирь. Это же эшелоны за эшелонами шли, с самого Дальнего Востока.
И все кануло. Теперь не нужны ни кедровый орех, ни ягоды, ни грибы, ни пушнина. Америка да Китай что-нибудь придумают взамен, накормят, оденут.
Сколько у нас земли! Сколько простора, тайги! Как бы мы все могли жить хорошо…. Как бы могли!
Записано со слов штатного охотника Иркутской области.
