В 1979 году, после окончания вуза, я прибыл по распределению на довольно крупную мебельную фабрику, где давно и активно работал первичный охотколлектив. Ему на сезон районное общество выделяло несколько товарных лицензий на лося и кабана. Для охотников с небольшим стажем поясню: добытые по товарным лицензиям трофеи реализовывались населению через магазин, а вырученные деньги поступали в охотобщество.
Фото Unsplash
Если мне не изменяет память, выделялась и спортивная лицензия, по небольшой цене.
В этом случае добытое мясо делилось среди участников охоты.
Так что любой рядовой член первички мог участвовать в охоте на копытных, чем многие и пользовались.
Дирекция фабрики выделяла в выходные автомобиль-вездеход.
Либо, при занятости оного, трактор с телегой. В телегу на ближайшем поле накидывались до половины бортов солома или сено, и охотники чувствовали себя вполне комфортно. На случай снегопада имелся брезент.
В ноябре по чернотропу поучаствовал и я, в нескольких неудачных выездах, и охладел к такой охоте. Скорее всего, не по этой причине, а потому, что мне больше нравилось одному, в тишине, бродить по полям, логам, поймам речушек, ощущать себя частицей окружающей живой природы.
Да и зайцев, не говоря о лисицах, на которых до сих пор предпочитаю охотиться, было вдоволь. Не били в те годы из-под фар в таких масштабах зайчишек, не было в руках столько техники. Разве что иной председатель колхоза или его водитель, если имели ружья, могли погонять на «козлике» русаков по зеленям.
Многие охотники держали собак, в основном гончих, гораздо реже лаек. В 70-е, 80-е годы прошлого века возник ажиотажный спрос на норных — в лисьих шапках и воротниках щеголяли неизбалованные советские женщины.
Как-то с кумом-охотником Сергеем Павловичем, вспоминая то время, а также конец прошлого и первые годы текущего столетия, мы пришли к выводу, что нам повезло жить в этот период, когда в любительской охоте был относительный порядок.
Было вдоволь зайца-русака — за день самотопом поднимали десяток косых; лисиц — за сезон в полях в основном с подхода брал от десятка до полутора; лосей, кабанов, косуль — кум часто охотился с бригадой на копытных, в ее составе положил лично немало рогачей.
То время неразрывно связано с председателем нашего районного общества охотников Петром Михайловичем Локтюшиным, который руководил им два десятка лет. Личность эта была неординарная. Впервые я увидел его, когда мне было лет двенадцать, на коллективной рыбалке с ночевкой, которую организовали преподаватели местного сельхозтехникума, где работал и Петр Михайлович, и мой отец.
Я с удивлением и каким-то испугом пялился на высокого, стройного молодого мужчину, у которого вместо кисти левой руки был протез. Но одной рукой он насаживал червей так быстро, так ловко орудовал удочкой, что я от удивления открыл рот и забыл о рыбалке.
— Ну что ты растерялся? — скупо улыбнувшись, обратился он ко мне. — Бери удочку, не часто в такую даль заезжаем.
А вечером мы наслаждались вкуснейшей ухой, в приготовлении которой участвовал и он. И вообще я обратил внимание, несмотря на свою молодость, на лидерство в нашей большой компании Петра Михайловича. И это при том что другие преподаватели были старше.
Через несколько лет я увидел его на районных соревнованиях на волейбольной площадке. Среди молодых, высоких, как и он, «двуруких» студентов, он выделялся своей игрой: легко принимал подачи соперников, умело разыгрывал мяч, высоко взлетев над сеткой, бил как из пушки. Я видел его за рулем мотоцикла и автомобиля, а потом узнал, что он еще и охотник. Да какой!
Он прекрасно знал повадки животных, отменно стрелял дробью и пулей, легко бегал на лыжах (чего, к сожалению, многие, даже молодые мужики, не умеют). Позже, как-то в разговоре, он рассказал, как потерял руку. В конце пятидесятых годов в земле от войны оставалось еще немало снарядов, гранат, мин…
Как и многие пацаны, не понимая таящейся в них опасности, он копался на местах боев. Вот так в его руке и рванул однажды взрыватель от гранаты, и кисти левой руки как не бывало. Это горе не «убило» парня, став инвалидом, он не ушел в себя, не ожесточился на весь мир, решил всем и прежде всего себе доказать, что может и одной рукой делать все не хуже, чем его сверстники.
Начал усиленно заниматься спортом. И вскоре стал быстрее всех бегать, ходить на лыжах, лучшим был в теннисе и на волейбольной площадке… Многие ли, случись с ними такое горе в возрасте, когда только начинает формироваться характер, нашли бы в себе силы на преодоление ежедневных, ежечасных трудностей…
В восьмидесятых годах его избрали председателем районного охотобщества, которым он руководил до своего раннего ухода в мир иной в 58 лет.
Но не только богатыми охотами помнятся те годы. Районное общество, в которое входило порядка четырехсот охотников, жило интересными делами. Мы часто встречались на общих собраниях, порой спорили до хрипоты, но всегда находили компромисс.
Делали кормушки, солонцы, заготавливали веточный корм, рябину, зерноотходы… Проводили рейды по пресечению браконьерства, устраивали коллективные выезды на открытие летнего сезона охоты…
Недалеко от районного центра поселка Локоть, в лесу, есть рукотворный пруд гектаров под десять, рыбалка на нем была средненькая. И вот однажды наш председатель предложил зарыбить пруд карпом. Откликнулись многие, тем более что предложенная сумма для сбора была невелика. И вот в один из апрельских дней из Курской области завезли малька.
Составили график суточных дежурств по три-четыре человека, чтобы пресечь браконьерство. Открыли рыбалку в конце июля, этот день стал настоящим праздником для любителей ловли на поплавочную удочку. Позднее еще несколько раз закупали малька.
Общее увлечение сплачивало охотников. Мы хорошо знали друг друга, любая случайная встреча заканчивалась долгой беседой об охоте. Не таясь, рассказывали, где есть утка или заяц, планировали совместные вылазки.
Если встречались в лесу или на полях, обязательно подходили друг к другу, общались, а то и продолжали охотиться уже вместе. Так ведь проще взять того же зайца из-под гончей или троплением…
Я не ностальгирую по периоду социализма, хотя многое в той поре нравится до сих пор, и прежде всего социальная защищенность. А за последний десяток лет дважды лишался работы по сокращению штата. В первый раз сильно переживал, думал — жизнь закончилась. Но друг успокоил: нет работы у того, кто не хочет работать.
Пришлось и лес валить, и строительством заниматься, но мне такие перемены даже нравились, да и зарабатывал раза в три больше. Но основная масса населения от перемен в экономике, мне кажется, не выиграла. А посмотрите, как за два десятка лет изменились люди… И разве могла при таких переменах в обществе охота остаться прежней? Конечно, нет.
В охотничьем деле мы потеряли, думаю, еще больше. Каково живется десяткам тысяч семей охотников-промысловиков? А что стало с любительской охотой, которой отдавали свободное время миллионы россиян? Образовались частные охотничьи хозяйства, куда дорога рядовому охотнику заказана из-за непомерных цен.
В охоте, как и в обществе в целом, произошло деление на богатых и бедных, а, как говорится, сытый голодного не разумеет. Но если бедные охотятся с сохранением традиций русской охоты: с гончими на лисицу и зайца, с лайкой — на пушного зверя и птицу; умеют тропить русака и т.д., то богатые, прикупив дорогие импортные ружья, бьют зверя со снегоходов и квадроциклов, причем не стесняясь, выкладывают видео со своими «подвигами» в Интернет.
Да, охотились и раньше с подъезда — на лошадке на мышкующих лисиц в полях, на кормящихся на березах тетеревов, на волков с поросенком в ночное время, но не каждая охота заканчивалась удачно. А шансов уйти от снегохода у зверя практически нет.
На подкормочных площадках стреляют копытных с вышек, чего я вообще не понимаю. Это охота или забой скота на ферме? Не считаю я спортивной и охоту с электронными манками, тепловизорами и ночными прицелами.
Последние используются ночью, когда контроль за браконьерством и вовсе ослаблен. Думаете, не занимаются у нас заготовкой дикого мяса на продажу?
|
|
|
Фото Антона ЖУРАВКОВА |
В моей скромной охотничьей библиотечке есть тяжеленный фолиант — «Настольная книга охотника-спортсмена» 1956 года издания. В ней описаны все традиционные способы охоты на птицу и зверя, что применялись во все века на Руси.
Да, есть там способ охоты на медведя с лабаза на овсяных полях, но подойдет ли зверь на дистанцию выстрела и выйдет ли вообще? Сколько ночей нужно просидеть, чтобы взять его? Десять? Может, и больше… А тут развалился в мягком кресле на вышке, в двадцати метрах рассыпано зерно, зверь приучен к спокойной трапезе и не подозревает о смертельной опасности.
И это охота? Ведь в любительской охоте, я считаю, более важен сам процесс, а не добыча, мы же не промысловики, не живем от охоты, для нас она — отдушина в повседневной, порой скучной жизни.
Помню, приехали ко мне на охоту два друга детства: один из Брянска — Евгений, другой из Москвы — Сергей, в свои сорок с небольшим работавший директором в довольно крупном транспортном предприятии. Лыжи они не захватили, а снега намело по колено.
Километра полтора-два шли до лога с густыми посадками молодой сосны, где всегда держались русаки, ибо вокруг лежали поля с озимкой. Пока дошли, мужики сопрели изрядно. Поднимавшиеся русаки среди густых, облепленных снегом сосенок, мелькали на секунду-другую, и Сергей несколько раз промахивался.
И когда возвращались к машине уже в ранних зимних сумерках, я, чувствуя за собой долю вины за его неудачи, начал разговор:
— Да, столько километров отмотал… Расстроен, наверное?
— Ты что! Столько впечатлений! Это же сколько зайцев посмотрел?! А воздух здесь какой!
Надо ли говорить, что я был обрадован и удивлен одновременно.
Возможность получить вот эту радость от общения с природой у рядовых охотников нашего района Брянщины в последние годы оказалась значительно урезана. Немало полей, пойм речушек огородили колючей проволокой, за которой большую часть года стоит крупнорогатый скот «Мираторга». Зимой его, конечно, нет, но попробуй пролезть внутрь, не порвав одежды.
Но еще больше пострадали владельцы гончих и лаек, ибо на немалую часть территории лесов района дорога им закрыта. По следующей причине. Примерно с десяток лет назад, а может, и ранее, внедрена такая форма хозяйствования, как «совместное охотпользование» (возможно, имеется такое и в других местах, не знаю).
Это когда «лакомый» участок леса отдается в субаренду небольшой группе охотников (6–8 человек, к примеру). Они за свои средства проводят биотехнические мероприятия (распахивают полянки и засевают их зерновыми), ведут охрану от браконьеров.
Этой группе и выделяют лицензии на копытных. А если кто захочет послушать гончих или поискать с лаечкой куницу в этих лесных массивах? Пожалуйста! Вот только путевка для рядового члена общества стоит… 25 тысяч рублей. Кто будет охотиться за такую цену? И много ли найдется желающих год держать гончую, чтобы побродить с ней по полям?
Да и какая охота с гончей или лайкой в поле. Не подобным ли путем, в частности, подрывается и охотничье собаководство?
Я порой задаюсь вопросом: допустил бы П.М. Локтюшин такой передел угодий в пользу отдельных охотников?
