Я вернулся весьма довольный с тетеревиного тока, а мой напарник Слава с местным охотником Михалычем – с глухариного. Слава рассказал, что ток хороший, несколько глухарей он слышал, к одному даже подошел, но тот, видимо, его заметил и слетел.
фото: Fotolia.com
Надо сказать, что глухариная охота в Карелии, несмотря на большое количество птицы, имеет одну сложность, к которой надо приспособиться.
Дело в том, что с момента начала щелканья до явственно светлого времени проходит не более получаса.
Исключим из этого время на «распев», и на подход по-темному остается 10–15 минут.
Нам, охотникам средней полосы, привыкшим при подходе не прятаться, довольно сложно бывает настроиться на «карельский» лад.
Что и произошло со Славой.
На следующую зарю они с Михалычем хотели повторить попытку. Я своих тетеревов взял и напросился на ток вместе с ними.
Ночью мы выехали, на краю вырубки оставили машину и без приключений дошли до тока. Встали, послушали. Слава услышал глухаря примерно в том же месте, что и вчера, и двинулся к нему. Мы же с Михалычем направились в противоположную сторону, постепенно углубляясь в лес.
Светало. Пройдя метров триста, мы остановились. Михалыч предложил послушать, и мы сели на огромный плоский валун, поросший мхом.
Михалычу уже за шестьдесят, слух немолодой, поэтому он таскает с собой на ток приспособу – что-то среднее между воронкой для бензина, капитанским рупором и трубой от старинного граммофона.
В общем, сели мы, Михалыч приставил к уху свое акустическое чудо, и мы стали слушать.
Утро было морозное, градусов 8–10. Ждать активного тока не приходилось.
Место, где мы сидели, представляло собой сосновое редколесье с могучими соснами, абсолютно лишенное подлеска. Лес просматривался очень далеко.
– Что-то не очень, – сказал Михалыч и опустил приспособу.
В это время к сосне, ближайшей к нашему камню, подлетел глухарь и сел, раскачиваясь и устраиваясь поудобней.
Мы замерли, боясь даже дышать. Глухарь устроился, и как-то по-куриному высунул голову, наклонил ее, посмотрел на нас и сказал: «Кхе-кхе».
Я, насколько мог, скосил глаза в сторону птицы и медленно, миллиметр за миллиметром, стал поворачивать голову в надежде как следует рассмотреть глухаря. Мне это удалось.
Глухарь в ответ на мои действия как-то по-особому затрещал, а потом одобрительно повторил: «Кхе-кхе».
Михалыч шепотом спросил: «Он что?» И добавил слово, в переводе на литературный русский язык обозначающее «ненормальный».
Следующим движением я тихонько начал тянуться к ружью. Дотянулся и стал сползать с камня, чтобы развернуться и прицелиться.
Мне и это удалось! Я встал, прицелился. До глухаря было метров тридцать. Я подержал его на прицеле, затем опустил ружье и сказал:
– Брысь!
Глухарь ответил мне знакомым «кхе-кхе».
Тогда я вспомнил про фотоаппарат. Уже нисколько не таясь, я полез в рюкзак, достал фотоаппарат, настроил его, но как только навел на глухаря, тот слетел. Я проводил его взглядом до отдаленных сосен.
Мы обсудили ситуацию с Михалычем, который повторил свой диагноз относительно глухаря, правда, добавив «а может, молодой», и мы двинулись в лес.
Прошли метров четыреста, дошли до каменного «лба», вдающегося в болото, и решили присесть, послушать. Только присели, через минуту прилетел наш глухарь, сел на ближнюю сосну и сказал: «Кхе-кхе».
Уже не кокетничая, я сразу полез в рюкзак за фотоаппаратом, навел объектив на глухаря, а он слетел!
В это время вдалеке раздался выстрел – Слава взял своего глухаря. Я почему-то обрадовался, что это был не наш гость.
Зато теперь я точно знаю, как приманивать глухарей в Карелии. Надо выйти на охоту в десятиградусный мороз, зайти в глубь леса на пятьсот метров, выбрать камень побольше, сесть на него и ждать глухаря. Он очень скоро прилетит. Только не надо доставать фотоаппарат.
