Он шел своим «фирменным» ходом: галопировал мощно, ровно и вместе с тем стремительно и целеустремленно. С высоко поднятой головой, «сканируя» открывающееся пространство осеннего поля, уже подготовившегося к зиме, но неожиданно замеревшего. Словно человек, вспомнивший о чем-то важном, но остановившийся, силясь вспомнить подробности этого важного… Природа задумалась…
Фото автора.
Порывистый ветер нисколько не мешал, лишь ускорял процесс поиска притаившейся и, вероятно, тоже ошарашенной птицы, собравшейся на жировку перед отлетом, да передумавшей.
Дик работал красиво, самозабвенно, можно сказать «картинно», как в молодые годы…
«Работал, «как в молодые годы».
Ты, хозяин, видно, что-то напутал.
Я всегда работаю по-максимуму, и в молодые годы, и сейчас.
Подумаешь, что уже за десяток лет.
Тут совсем недавно, на соревнованиях в Каданке (есть такое любимое мной место: там много полей, собак, людей, одно большое человеческое гнездо со множеством старинных запахов — хозяева мои очень это место любят), вот одна очень уважаемая эксперт обратилась ко мне: «Ты, — говорит, — Дик, просто балбес. Тебе сколько лет? А работаешь, как молодой. Жара, сушь. Птицы мало. Силы поберег бы, так нет же — алюр три креста…»
Это она на меня не злилась, это комплимент, как говорят люди, такой.
Ну я, конечно, птицу нашел. Правда, сбежала она, пока хозяин ко мне подходил. Трудно ему, наверное, было. Жарко. Долго шел. Ну я-то чутьем понял, куда это перепел переместился. Что, думаю, мучиться хозяину и комиссии — найду еще раз. И поймаю. Пусть не бегают, поберегут себя. Так и сделал.
Нашел, поднял. Правда, шустрая оказалась птица, извернулась и улетела. Ну ничего, в следующий раз не уйдешь. Только вот хозяин что-то расстроился. Ну что поделаешь, если птица летает низко, а я прыгаю высоко! Ловил и приносил, хотя не надо, наверное, было.
Как в молодые годы… Сказать по правде, не люблю я их вспоминать. Есть такая игрушка у людей — калейдоскоп. Там, говорят, из стекляшек складываются разные узоры: поворачиваешь — новый, один другого краше.
А у меня молодость — узоры складывались из новых людей, домов, полей, автомобилей… Не успеваешь привыкать к одним, как тут же не успеваешь привыкать к другим…
И когда меня посадили в длинный поезд и вместе с очередной хозяйкой повезли в пахнущий дымом большой город (Москва называется), я сразу и не понял, что это конец скитаниям. Прежняя хозяйка была хорошая, добрая, еще и сестра моя была рядом.
А тут дым, гарь, грохот, какой-то мужик привозит в квартиру, где живет старый больной шотландский сеттер, который меня в упор не замечает.
|
|
|
Фото автора. |
Да к тому же новый хозяин с утра уходил куда-то (на работу, говорил), а возвращался поздно вечером. Уставший. Осунувшийся. Пахнущий больницей — я этот запах невзлюбил с детства. Быстро брал нас двоих на поводок и выводил на улицу.
Потом приходили домой, и он долго ругался, убирая мой протест к этой жизни: подушки, разгрызенные в перо — три, куртка кожаная в лохмотья — две, сапоги женские (интересно, чьи?) в галоши — две пары, книги, газеты, журналы в конфетти — много…
Ну а чем мне заниматься, когда никого нет: место новое, «сосед» весь день спит. Вот я и самовыражался. Гордон или нет в конце концов…
Потом хозяин нас кормил. Садился на диван, брал телефон и с кем-то долго беседовал. «Старик» в это время ложился к нему в ноги, всем своим видом показывая, что это место занято и занято основательно и по праву.
Так продолжалось долго, многие месяцы. Я рос, тихо размышляя над тем, куда и зачем попал. Будет ли опять передо мной открываться ширь полей, бить в нос запах трав и полевой дичи. И бег, мой классический бег, мощный и сильный, увидят ли его вновь?
Старый гордон осуждающе и как-то равнодушно смотрел на мое существование. Я думал, что просто завидовал молодости, а на самом деле он был очень болен.
И вдруг все изменилось… В доме появилась женщина. Правда, от нее тоже пахло больницей, но чем-то очень походила на прежнюю хозяйку — ласкала, кормила, а главное, всегда была дома, с нами.
Ну что ж, думаю, жизнь-то налаживается. Может, и поля вернуться? Слабая надежда, но вдруг?!
И они вернулись, да как!
|
|
|
Фото автора. |
Сначала бесконечные просторы полей Каданка (я уже говорил о них). Свобода, воля, простор, птицы…
Только вот начали меня опять ограничивать (натаскивать, как они это называли). И ладно, хозяин с хозяйкой. Так нет — другие люди что-то от меня хотели. И так это достало, что начал я от них уходить вдаль и там, для себя, работать. Да, работать.
Я знал, как пахнет птица, как ее найти. Как показать, где она сидит. А уж если поднимал, только по команде. И конечно, поймать ее надо.
Ну вот тут-то все неоднозначно. Не всегда ловил, а по шее получал всегда. Надоело это. Решил — найду, дальше сами разбирайтесь — с места не сойду. Так и простоял осень и следующую весну.
Потом, правда, хозяин понял, что мне нужно, отогнав всех от меня и моей работы. Договорились мы с ним. Нашли общий язык. Так вот и живем-дружим. Уже десять лет… И с хозяйкой тоже работаю. А что? Она тоже человек — меня любит… Эх, вот если бы ни эта утка!..»
Он шел своим фирменным галопом. Шел и не думал о том, что его ход, чутье, поиск — все это передалось детям, а значит, не потерялось, не исчезло и жизнь прожита не зря. А пенсия? Она у собак условное понятие, особенно у Дика.
«Балбес ты пес!» — сказала опытная женщина. Да, пусть так и будет. Он будет работать так же самозабвенно, чтобы доставлять радость всем тем, кто любит этот образ жизни. Кто понимает и принимает его. Долгих лет тебе, шотландский сеттер Дик!
О тебе и за тебя говорят награды, заработанные в полях и на выставках. Помнят эксперты, судившие тебя, помнят друзья (и не забывают недруги — и такие есть). А значит, бежишь ты по жизни правильно. Долгих тебе лет…
